Действительно, мало у кого осталась та цельная, подлинная вера, которая узнается по ее плодам: вера, определяющая всё поведение человека, выражающаяся в ясном и непосредственном понимании добра и зла, должного и недопустимого в личной и общественной человеческой жизни. Но если в области личной жизни давнишние многовековые традиции еще оставили какой-то след в привычках как бы инстинктивных оценках современных людей, то в области общественных идеалов современная мысль являет картину совершенной растерянности. Последний могущественный общественный идеал, который еще так недавно волновал и зажигал сердца — социализм — в настоящее время окончательно рухнул. Отныне люди, подлинно ищущие правды и не закрывающие глаза на действительность, веровать в социализм и пропагандируемые им ценности более не могут. А все другие общественные идеалы были подточены и потеряли свою жизненную силу еще раньше; никто уже не может подлинно всей душой веровать ни в демократию с ее «свободой» и «равенством», ни в «прогресс», ни в «просвещение».
Многие, испытав разочарование, как бы механически отталкиваясь от всего, что раньше почиталось «лучшим», более «передовым» и «идеальным», по инерции откатываются назад и хотят воскресить основы старой жизни, говорят о возрождении монархии. Однако важно понять, что эта вера «от противного» не есть настоящая вера; что все эти старые начала сами покоились на какой-то непосредственной цельной вере, были плодом общего мировоззрения, которое отсутствует в душах современных людей. Нельзя заново сколачивать старые обломки, а необходимо взращивать в душах людей, отсутствующее теперь зерно общей вер. Но более всего это проблематично для российского общества, раздираемого непримиримыми противоречиями, хотя русский народ, как никакой другой в трудные периоды его истории объединялся вокруг примиряющей противоречия идеи. И основной, наиболее глубокой чертой характера русского народа является его христианская религиозность, осуществленная в Русском Православии. Всё православное богослужение, весь культ имеет такой мистический характер и пользуется любовью русского народа потому, что в нем осуществляется переживание близости к Богу. Идеалом народа стала не могучая, не богатая, а «Святая Русь». «В древнерусской святости, — говорит Федотов(Святые древней Руси.), — евангельский образ Христа сияет ярче, чем где бы то ни было в истории».*
Вальтер Шубарт прибалтийский немец, знавший, вероятно, русский язык и русскую культуру столь же близко, как сами русские, написал замечательную книгу «Европа и душа Востока», переведенную на русский и английский языки. Шубарт противопоставляет друг другу главным образом два типа человека: прометеевский, героический человек, и иоанновский, мессианский человек, т. е. человек, следующий идеалу, данному в Евангелии от Иоанна. Представителями иоанновского типа он считает славян, особенно русских. Прометеевский, «героический человек видит в мире хаос, который он должен оформить своей организующей силой; он полон жажды власти; он удаляется все дальше и дальше от Бога и все глубже уходит в мир вещей. Секуляризация — его судьба, героизм — его жизненное чувство, трагика — его конец». Таковы «романские и германские народы современности».*
Иоанновский «мессианский человек чувствует себя призванным создать на земле высший божественный порядок, чей образ он в себе роковым образом носит. Он хочет восстановить вокруг себя ту гармонию, которую он чувствует в себе. Так ощущали первые христиане и большинство славян».* «Мессианского человека одухотворяет не жажда власти, но настроение примирения и любви. Он не разделяет, чтобы властвовать, но ищет разобщенное, чтобы его воссоединить. Им не движут чувства подозрения и ненависти, он полон глубокого доверия к сущности вещей. Он видит в людях не врагов, а братьев; в мире же не добычу, на которую нужно бросаться, а грубую материю, которую нужно осветить и освятить. Им движет чувство некоей космической одержимости, он исходит из понятия целого, которое ощущает в себе и которое хочет восстановить в раздробленном окружающем. Его не оставляет в покое стремление к всеобъемлющему и желание сделать его видимым и осязаемым».* «Борьба за вселенскость станет основной чертой иоаннического человека» (9). В иоанновскую эпоху центр тяжести перейдет в руки тех, кто стремится «к сверхземному в качестве постоянной черты национального характера, а таковыми являются славяне, в особенности русские. Огромное событие, которое сейчас подготовляется, — есть восхождение славянства, как ведущей культурной силы» (16).Целью своей книги Шубарт ставит повлиять на «европейское самопознание путем контраста» (25). «Запад,—говорит он,—подарил человечеству наиболее совершенные формы техники, государственности и связи, но он лишил его души. Задачею России является вернуть ее людям» (26). «Только Россия способна одухотворить человеческий род, погрязший в вещности и испорченный жаждой власти». Поток прометеевского мироощущения тремя волнами разливался в России, говорит Шубарт: «он шел через европеизаторскую политику Петра Первого, затем через французские революционные идеи и, наконец, атеистический социализм, который захватил власть в России в 1917 г.» . Реакция русской души на этот прометеевский дух — иногда аскетизм, но больше мессианская: он хочет оформить внешний мир согласно небесному внутреннему образу», его идеал «не чистая посюсторонность, как у прометеевского человека, а Царство Божие».*
В своих исканиях абсолютного добра и смысла жизни русский народ, вероятно, в течение веков удовлетворялся теми ответами, которые дает христианская религия, особенно православное богослужение, с его переживанием непосредственной связи с Богом и Царством Божиим. Ответ на вопрос об абсолютном добре, получаемый в религии, имеет характер истины, выраженной в конкретной форме, т.е. в форме полнокровной жизни.
Но, прежде всего, говоря о христианстве или о доминанте в процессе формирования русской нации, зададимся вопросом, а в чем собственно состоит сущность христианства?
Христианство целиком вписывается в одно слово- Христос, Но что это значит? Это -жертва, которую совершил Христос ради рода человеческого. Это — восприятие на себя всего естества человеческого, всего нашего повреждения, всего искажения, которое постигло Адама, а затем всех его потомков в силу отпадения от Бога. Христос за нас стал жертвою за грех (2 Кор. 5:21). В этом самое существенное, что отличает христианство от всех прочих религий.
В других религиях основатель являлся ни кем иным, как проповедником учения нового или старого и давно забытого. Поэтому во всех других религиях основатель не имеет того исключительного значения, какое имеет Господь Иисус Христос в христианстве. Там основатель — учитель, провозвестник Бога, возвещающий путь спасения. И не более. Учитель — только труба Бога, главное же — то учение, которое он передает от Бога.
Поэтому основатель в других религиях всегда находится на втором плане по отношению к возвещаемому им учению, основываемой им религии. Существо религии от него не зависит, он, так сказать, заменим. Религия нисколько не пострадала бы, если бы ее возвестил другой учитель или пророк.
А христианство мог бы основать, например, св. Иоанн Креститель? Он мог бы сказать о нравственном учении, о некоторых истинах веры, но не было бы самого главного — Жертвы! Без Крестной Жертвы Богочеловека Иисуса Христа нет христианства!
Итак, если мы хотим выразить существо христианства не просто одним словом — Христос, то скажем так: оно состоит в Кресте Христовом и Его Воскресении, через которые человечество, наконец, получило возможность нового рождения, возможность возрождения, восстановления того падшего образа Божия, носителями которого мы являемся. Поскольку по так называемой естественной природе мы не способны к единению с Богом, ибо ничто поврежденное не может быть причастно Богу, то для единения с Богом, для осуществления Богочеловечества необходимо соответствующее воссоздание человеческой природы. Христос восстановил ее в Самом Себе и дал возможность сделать подобное каждому из людей. Продолжением миссии Христа Спасителя в догматическом смысле является миссия Церкви. Она утверждается на реальности присутствия в ее историческом существовании Святого Духа Утешителя, являющего в Своем действии плоды Божественной благодати, приобретенные для рода человеческого Крестной Жертвой Иисуса Христа. В миссии Церкви осуществляется спасение каждого конкретного человека, который, становясь духовно возрожденной личностью, вступившей в новую жизнь во Христе, имеет общение с Отцом в Духе Святом. В исполнении миссии Церковь несет оправдание историческому существованию мира, который через преодоление зла, через просвещение светом евангельской истины и через освящение Божественной благодатью призван к преображению в Царство Христово. В своем универсализме миссия Церкви предполагает освящение всего естественного строя человеческой жизни и введение его в порядок нетления и вечности. По своей природе Церковь является проводником в жизнь мира высшего, абсолютного, надмирного Божественного начала, освящающего и преображающего мир. Церковь не отрицает ценности мира, но и не сливается с миром; она преображает мир, ее миссия — преображение и спасение мира. Господь говорит, что Царство Божие подобно закваске, которую женщина положила в три меры муки, доколе не вскисло всё. Вера, учение и практика Церкви являются той закваской, в которую Церковь не внесла ничего внешнего, несовместимого с евангельской истиной, апостольской проповедью и свидетельством Священного Писания. Эту закваску Церковь вносит во всемирно-исторический процесс, в котором через исполнение миссии отдельных Поместных Церквей она освящает и преображает целые народы и плоды их культуры и творчества.
Один из современных теоретиков в области изучения цивилизаций А. Тойнби считает религию основной и определяющей характеристикой цивилизации. Основоположник концепции пространственно-временной локализации явлений культуры Н.Я. Данилевский, называет религию одной из главных основ культуры России.
Замечательное по своей обстоятельности исследование о России и русском народе выполнил французский ученый Леруа-Болье (1842—1912). Он был в России четыре раза в 1872—1881 гг. и опубликовал свой труд в трех больших томах (1881—1889). Народные массы русских, говорит он, не утратили чувства связи «с обитателями невидимого мира» У простого русского народа он находит своеобразное сочетание реализма и мистицизма, почитание креста, признание ценности страдания и покаяния (45). Он обращает внимание на то, что литературные труды даже и неверующих русских имеют религиозно-христианский характер. Оригинальность России, думает Леруа-Болье, может проявиться в реализации евангельского духа, именно в применении, этики Христа в общественной не менее, чем в частной жизни.
Англичанин Стивен Грэхэм много раз ездил в Россию; он познакомился со всеми слоями русского общества, особенно с крестьянами. Хорошо овладев русским языком, одеваясь просто, чтобы быть в толпе принятым за русского рабочего, он исходил пешком многие сотни километров и наблюдал русскую жизнь от Архангельска до Владикавказа. Вместе с паломниками он ходил на поклонение угодникам в монастыри, ездил на русском пароходе вместе с паломниками в Палестину. Странствуя пешком на севере России вблизи Белого моря, он ночевал в крестьянских избах.
В книге «Путь Марфы и путь Марии» Грахам говорит, что с англичанами разговор кончается беседою о спорте, с французом — беседою о женщине, с русским интеллигентом — беседою о России, а с крестьянином — беседою о Боге и религии . Русские могут беседовать о религии шесть часов подряд. Русская идея — христианская идея; на первом плане в ней — любовь к страдающим, жалость, внимание к индивидуальной личности . Нашу смертную жизнь русский считает не подлинною жизнью и материальную силу не действительною силою (111). Иными словами, Грахам хочет сказать, что русское христианство сосредоточено на идее Царства Божия и абсолютного совершенства в нем. Восточная Церковь, говорит он, идет путем Марии. Русский окружен в церкви «свидетелями истины», ликами святых, смотрящими на него с икон; от них исходит свет Преображения; войдя в Успенский собор в Москве, человек вступает в «иной мир» .
В книге «Неизвестная Россия» Грахам с восхищением говорит о теплящейся перед иконою лампадке, излучающей покой, о том, что такую лампаду перед иконою можно увидеть везде в России, и на вокзале, и в бане; поэтому везде чувствуется близость Бога. «Я люблю Россию, — говорит он. — Она для меня в некотором смысле есть нечто большее, чем моя родная страна. Иногда мне кажется, что я счастливый принц, нашедший Спящую Красавицу» .*
Немец К. Онаш в книге «Geist und Geschichte der Russischen Ostkirche» (1947) указывает на то, что неправильно понимал Православную церковь известный протестантский богослов Адольф Гарнак, считавший веру в таинства и почитание икон проявлением варварства . Русское жизнепонимание и религиозность, говорит Онаш, отличается замечательною цельностью : в основе его лежит страсть к абсолютным ценностям и преображению мира ; иконы русские свидетельствуют о преодолении земного бытия (32).*
Ганс фон Экардт в книге „Russisches Christentum» (1947) считает характерною чертою русской религиозности стремление освободиться от временного материального бытия и влечение к преображенной жизни в Царстве Божием.*
Приведенных примеров достаточно, чтобы показать, что даже иностранцы, хорошо познакомившиеся с Россией, отмечают глубокую религиозность русского народа.
В воззрениях И.А. Ильина Православие русского народа является гарантией его самобытности, жизнеспособности и грядущего процветания. На протяжении веков православная христианская нравственность формировала психологический облик русского человека, определяла уникальность и всемирно-историческое значение русской культуры, явившейся колыбелью духовного становления входящих в Россию народов. В отечественной истории Православная Церковь была той живоносной стихией, под благотворным влиянием которой в нашем народе сформировалось миросозерцание, выкристаллизовывался национальный характер, утверждались нравственные устои, со¬здавалось просвещение, укоренялись добродетели, процветали искусства, одухотворялась культура, облагораживались традиции, преображалась жизнь. Церковь осуществляла свое служение во всех сферах семейной, общественной и государственной жизни народа. В результате освящающей миссии Церкви Россия явила миру в новое время, второй после Византии, величайший по своей исторической и культурной значимости, тип православной христианской цивилизации. Как в истории Византии, так и в исто¬рии России Церковь возвещала Благую весть о Христе племенам и народам, находившимся во тьме язычества.*
Переходя к оценке современной ситуации в мире в целом и в России в частности, мы вынуждены констатировать, что мы вступили в апостасийную эпоху, когда энтропийные процессы, как никогда, охватили всю современную цивилизацию. Мы с ужасом наблюдаем за тем хаосом, в который ввергнута Восточная Европа, прежде всего, пространство бывшего Советского Союза.
Целые регионы оказались за чертой бедности, на грани выживания. На этом фоне нас не удивляет усиливающаяся ностальгия по социалистическому прошлому в республиках бывшего СССР. Люди жили, может быть, скудно, были изолированы от внешнего мира и лишены многих гражданских прав и свобод; но у них был кусок хлеба, была крыша над головой, была какая-то социальная защита, какая-то уверенность в завтрашнем дне. Сейчас многие голодают, тысячи беженцев скитаются по городам и весям некогда могущественной страны. Людям в буквальном смысле слова не на что жить. Катастрофическими темпами растет преступность. У многих усиливается чувство собственной беззащитности и бессилия перед лицом зла, которое так неожиданно и с такой силой обрушилось на них.
Тяжелейшие политические и экономические проблемы существуют во всех регионах мира. Более сорока лет человечество борется за улучшение военно-политической и экономической ситуации на планете, но парадоксальным образом ситуация не улучшается. Продолжает увеличиваться разрыв между Севером и Югом, продолжает расти пропасть между богатыми и бедными. Никакое перераспределение средств, никакие социальные программы оказались не в силах избавить человечество от нищеты, болезней, голода. В странах Азии, Африки, Латинской Америки детская смертность продолжает оставаться высокой, миллионы людей заражены СПИДом тысячи умирают от голода.
Идеал сверхпотребительского общества, характерный для западной цивилизации, приводит к разорению планеты. Загрязнение окружающей среды, достигшее катастрофических размеров, уничтожение лесов и других природных ресурсов, хищническое отношение человека к флоре и фауне… Следствием всего этого являются глобальные климатические изменения, последствия которых непредсказуемы. Всё это не может не тревожить нас, христиан. Мы видим в этом, прежде всего, духовную проблему, затрагивающую самые основы взаимоотношений человека с окружающим миром, вверенным ему Богом для «возделывания» и «хранения» (Быт. 2:15), а не для разорения и уничтожения. Человечество не услышало голос Божий, призывающий его беречь свой дом — землю; и теперь оно оказалось на грани всемирной катастрофы. Потоп, о котором говорит нам Библия (Быт. 7), был наказанием человечеству за его грехи; вместе с тем он стал предостережением для будущих поколений: «Если не покаетесь, все также погибнете» (Лк. 13:3).
В этих условиях всемирной апостасии глубокую озабоченность вызывает духовно-нравственное состояние нашего народа. Старое отмирает, а новое еще не вполне родилось. В этих условиях, особенно, если иметь в виду более чем семидесятилетнюю оторванность народа от его исконных духовных традиций, многие люди мировоззренчески растерялись, оказались в духовном вакууме. Такие люди составляют едва ли не большинство членов общества, и это весьма заботит Церковь, ибо вакуум неизбежно будет заполнен, и мы уже видим, как он заполняется разного рода влияниями, разрушительными для человеческой личности и для всего народа. Особенно тревожит нас то, что в условиях такого вакуума катастрофически падает уровень нравственного состояния людей, что в значительной степени провоцируется волной пропаганды агрессии, вражды, ненависти, насилия, бессовестной порнографии, преступного образа жизни.
Церковь осталась единственной реальной точкой приложения русского национального самосознания. Отсюда первейшая духовная и практическая задача русских людей — всемерное укрепление и поддержание Русской Церкви, которая в своей вселенской субстанции есть единственное оправдание, основание и, Бог даст, залог нового национально-русского статуса России в будущем. Наша история не дает нам другого выбора. Но и для Церкви очень важно распознавать во всех формах и всячески культивировать, поддерживать в русском национальном сознании эту его удивительную черту — готовность воспринять вселенско-православное как национальную задачу. Национализм, в том числе и церковный национализм, по самой своей сути антицерковен, в этом правы современные православные модернисты, но вывод отсюда для русского национального сознания — не экуменизм, а борьба за единство Православия.
Иеромонах ИЕРОНИМ (Миронов)